«Слышишь, я горю». Заметки о творческой эволюции Николая Олейникова
С творчеством Коли Олейникова я познакомился десять лет назад. В ту пору я только-только перебрался из Воронежа в Москву. После года в коммуналке нам с коллегами выпала удивительная возможность переселиться в здание бывшей типографии «Оригинал». Из окон можно было видеть Кремль. А тысяча с лишним метров обеспечивали необходимое пространство для жизни и занятия творчеством. О деньгах не думали. Их в прямом смысле не было, но это абсолютно не мешало. Всю одежду, еду, рабочие материалы делили поровну. Если чего-то не хватало, чудесным образом появлялись люди, которые помогали. В общем это был удивительный опыт жизни художественной коммуны. Стихийно возникший и неосознанный коммунизм в отдельно взятой типографии.
Олейникова привела Даша Пыркина, на тот момент начинающий куратор, которому Москва впоследствии оказалась обязана появлением молодежной биеннале. Коля тоже не так давно перебрался в Москву из Нижнего Новгорода и искал места для выставки. Могу ошибаться, но, как кажется, экспозиция в «Оригинале» стала его московским дебютом. Помню свои впечатления от наших первых встреч. Мы почти не общались, только по делам. Но даже этого хватало для составления первого впечатления. Олейников выглядел каким-то очень свободным человеком, даже для людей, живущих без денег в по сути дела сквоте. Внешне он больше походил на звезду рок-н-ролла из 60-х (длинные волосы, перстни, рваные джинсы, украшения и пр. ), чем на молодого художника из Нижнего.
Но тут необходимо отметить, что Олейников к 2006 уже стал активным участником платформы «Что Делать?», пожалуй, одного из главных мировых антикапиталистических проектов на территории современного искусства. И в плане осознанности своего творчества, его политических и эстетических устремлений, он давал нам 100 очков вперед. Это уже сейчас я понимаю, что было довольно логично для молодого левака сделать выставку именно в художническом сквоте. Кстати, до типографии «Оригинал» в здании располагался архив, где бывали многие деятели русского революционного движения XVIII–XIX веков. В частности, как считается, Александр Пушкин писал там свою «Капитанскую дочку». Собственно благодаря ему здание приобрело статус памятника архитектуры, запрещающий снос, что в свою очередь привело впоследствии к появлению мастерских художников. Делать реконструкцию было очень дорого, а сдавать помещения без ремонта могли лишь за небольшие деньги.
Олейников сделал выставку «Разговоры в клубе». Формально она состояла из ставших для художника традиционными к сегодняшнему дню муралей, то есть настенной живописи довольно крупного формата. Содержание было посвящено нескольким встречам-диалогам в ночном клубе. Коля на тот момент, как кажется, уже работал арт-директором модного московского места «Икра», расположенного неподалеку. И вообще мотив клуба, не только ночного, но и рабочего, например, станет важной темой художника.
С точки зрения методологии, речь шла об этаком настенном комиксе, основанном на реальных событиях. Наверное, наиболее близко к тому, чем занимался Олейников находилось документальное кино. Только кино, сжатое до нескольких сцен, представленных в раскадровке. Цвета не было. «Разговоры в клубе», как и многие последующие выставки художника, были исполнены в оттенках серого. Аскетизм выразительных средств компенсировался размерами и в целом позволял больше сосредоточиться на вербальном послании. В этом с известными оговорками Олейников был наследником персонажной графики представителей московского концептуализма, что и было кстати впоследствии подтверждено рядом более камерных альбомных проектов.
О чем были собственно говорили в клубе? Конечно же, о борьбе за свободу и роли, которую в ней играет музыка и визуальное искусство. Среди собеседников был ныне покойный Олег Киреев, автор «Поваренной книги анархиста», Том Йорк, выпустившей тогда альбом, за которой можно было платить столько, сколько хочется или же вокалист культовой группы гаражного рока “Ramones”.
Многие из находок 2006-го года стали важной частью художественного языка Олейникова. Хотя вторая половина 2000-х – начало 2010-х, безусловно, наложили отпечаток значительно более артикулированной и радикальной политической повестки. Вскоре после дебюта в Оригинале Олейников становится активным участником антифашистского движения. Он рисует флаги и транспаранты для манифестаций, делает зины, участвует в организационной работе. При этом стоит напомнить, что на конец первой декады нового века приходится пик уличного противостояния с ультраправыми. Это время, когда в центре Москвы среди белого дня расстреливают адвоката Маркелова и анархистку Бабурову (Олейников был и остается организатором памятного шествия в день убийства 19 января). Людей убивают по дороге на панк-концерт буквально в пятистах метрах от места проведения «Разговоров в клубе»…
Художественным ответом на происходящее становится выставка в галерее “Paperworks” «Острая необходимость борьбы». В ней к уже знакомым муралям добавляются небольшие чернильные рисунки. Среди персонажей – видные борцы с фашизмом от Антонио Грамши до Джеффа Монсона. Еще два важных добавления – дидактический уголок с профильной литературой и небольшая газета. Собственно выставка в своем материальном исполнении становится лишь поводом для встреч, политических обсуждений и самообразования.
Многие приемы Олейникова становятся важными для творчества «Что Делать?» и наоборот. Двадцатичетырёхчасовой или сорокавосьмичасовой конгресс творческих работников на «Фабрике», созданный во многом благодаря художнику, во многом продолжает линию конгрессов, организуемых группой в это время. То же самое можно сказать о дидактическом характере искусства этого периода, да и в целом о тематике проектов.
Пиком политической активности художника становится период уличных протестов 2012–2013 гг. Олейников принимает в них самое активное участие и как организатор, и как создатель визуальных материалов. Однако после поражения протестующих, разгрома организованного левого движения и политических репрессий, в творческой жизни художника наступает новый этап. Николай переезжает в Санкт-Петербург, поближе к другим участникам «Что Делать?», становится преподавателем в «Школе Розы», но его работы начинают носить все более выраженный личный, даже интимный характер. Смещаются и формальные акценты. Все чаще появляются небольшие графические листы или же флаги, но созданные чаще не для уличного противостояния, а для выставок.
Важной для этого, более обращенного внутрь, к телу, периода художника, становится появление его книги «Секс угнетенных». В некотором смысле это переведенная в бумажный формат и более развернутая в плане текста мураль с беседами на тему любви, ее телесных проявлений и политического значения. Логично, что содержание графических работ Олейникова становится более откровенным. А привычные политические темы теперь подаются чаще через телесные проявления и сексуальные метафоры.
В этом смысле выставка в Воронежском центре современного искусства полностью вписывается в систему координат, заданную Олейниковым в последние годы. Для художников всех времен была свойственна готовность к откровенному обнажению волнующих его или ее проблем. Наверное, это в принципе одно из условий художественного производства, по крайней мере в его марксистском, претендующем на высказывание истины свободы, варианте. Однако далеко не все готовы быть предельно честны и последовательны в этом обнажении. Как мне кажется, эволюция творческого метода Олейникова является как раз-таки примером безусловной смелости человека, который не останавливается в своем движении вне зависимости от того, куда оно ведет. И если мы принимаем в качестве условия, что тело – это политика, «без любви ничего не получится», а психоанализ может соединяться с марксизмом, то нам будет понятен и близок сновидческий, нарциссический язык выставки «Слышишь, я горю».
Арсений Жиляев