Гибриды

Выставка слушателей "Курса молодого художника"

22 января - 30 января 2011 года

Место: Галерея Х.Л.А.М.

Осенью 2010 года ВЦСИ провел ряд практических и теоретических занятий в рамках "Курса молодого художника". Его целью было дать молодым и любопытным воронежцам базовые знания, достаточные для первоначальной ориентации в мире Искусства. Одним из результатов стала студенческая выставка "Гибриды".

Воронежский центр современного искусства всегда считал образовательную программу крайне важным направлением своей работы. Образование – одно из главных связующих звеньев между искусством и миром людей.

Осенью 2010 года ВЦСИ открыл «Курсы молодого художника». В отличие от предыдущей, общеобразовательной программы по истории искусства, курсы предназначались именно для того, чтобы попробовать себя в качестве современного художника, получить самые базовые знания и навыки. На еженедельных занятиях изучались теоретические тексты, обсуждались классические или актуальные произведения,  разбирались выполненные слушателями практические домашние задания. Последние месяцы были посвящены подготовке к выставке, которая важна скорее как очередной важный этап образования, а не как собрание законченных произведений.

 

«Гибриды» – тема крайне широкая – служила большей частью отправной точкой, а не рамкой или сюжетом. Гибридизация, смешение, с одной стороны, является базовой чертой и процессом современного мира, с другой стороны – подспудно всегда присутствовала в искусстве, как пространстве столкновения разных миров.

Начинающие художники очень остро чувствуют эту странную границу, что разделяет искусство и жизнь, их языки, образы и темы, часто внешне неотличимые друг от друга.

Илья Бланкет, следуя своему художественному образованию, сначала погружается в поиск визуальных форм и языков. Его графика и живопись, оперируя классическими приемами, мутирует в кентаврические образы, которые никак не могу застыть и определиться с собственными границами и содержанием. Романтическая полуабстракция «Just Love», смешивая фигуратив и географические схемы, инфографику и материальность мазка, становится застывшим ключом к пониманию графического диптиха («Спящая девушка» и «Бакуган») и полотна «Антикризис». Но вся живопись и графика Ильи, в свою очередь, выглядит эскизом к объекту «Бермудский треугольник». Переход от традиционных жанров к медиа современного искусства – всегда прорыв, особый личный опыт и особая граница в мышлении. Смятый дорожный знак прекрасен в своей внутренне живописной форме, однако при этом обладает чарующей свежестью огромного мира вещей и отношений, стоящим за этим осколком человеческой реальности. Работа с объектами повседневной жизни – шаг, который постоянно совершает современный художник; это вопрос о природе искусства, который всегда остается открытым.

Евгения Ножкина в работе «ABORT» обращается к актуальной теме аборта, выстраивая вокруг нее «театр вещей». Столкновение образов инструментальной цивилизации, для которой все становится технологией задача-средство, с репрезентацией неутихающих психических взрывов иррационального, порождает напряженное пространство, в котором зазор между очевидными «свидетельствами» составляет собственно поле эстетического. Искусство как место встречи несовместимого – прием по-прежнему актуальный и снова воплощающийся в этом дадаистском абортарии.

Жанна Маленко ищет позиции и процессы, которые трансформируют феноменологически конкретный опыт жизни в опыт эстетический; процессуальные и временные формы в формы визуальные, пространственные и навсегда застывшие. «Ломаная» – это след движения в пространстве – города, ощущений, мыслей. Репрезентация через фотоиндекс – действие отстранения. Абстрагирование через неровную, автономную в своем образе линию – действие жертвоприношения части жизни холодной машине эстетического, это отказ от существования человеком в пользу существования художником.

Работа «Двенадцать часов, развернутые в тринадцать квадратных метров за тридцать с половиной часов» выглядит масштабным графическим панно: дрожащие строчки складываются в абстрактные пятна, пятна выстраиваются в плывущую модульную сетку. Но уже из названия ясно, что речь идет о процессуальном характере произведения. 12 часов – это записанный на диктофон рабочий день в торговом центре. Тридцать с половиной часов – это время, потраченное на транскрипцию аудио-документа. Тринадцать квадратных метров – результат этой двойной работы. Численные характеристики, вынесенные в название произведения, скрывают за собой веер трансформаций и зеркальных отражений. Первое, это сопоставление труда повседневного и труда художественного. И тот и другой оказываются преодолением времени, физическим и мотивационным усилием, причем художественный становится мимезисом жизни и, разворачиваясь в эстетическом пространстве, встречает большее (а не меньшее, как обычно), сопротивление. Второе – это суть работы художника – перевод опыта, через время, в пространство и материальность. Процесс и становление застывают, превращаясь в материю через усилие.

Надежда Титова использует другую доступную художнику операцию – перекодирование, смешение языков. Почти музейная экспозиция ее работ составляет серию результатов такого перекодирования. Используя в качестве исходного материала «сообщения» из самых различных сфер (молитву «Отче наш», биометрические данные юноши, генеративную поэзию, генетический код, портрет), художница переводит их в максимально базовые машинные информационные единицы – в большинстве случаев двоичный код. В результате наши, человеческие, смыслы, оказываются недоступными для считывания. Подразумевается, что они становятся доступны для считывания машинами – но будут ли они иметь для них какое-то значение, остается открытым вопросом. Двоичный код – это самый глубинный язык современной технократической цивилизации, это язык её рабов. Проговаривание на этом языке угнетенных «высших» текстов, проговаривание до полной неразличимости – след того, что неравенство понимания может быть направлено в обе стороны.

Интересно, что эти перекодированные («пере» также и в смысле «слишком, чрезмерно») послания обращаются в материальные артефакты – брошюры, таблички, напоминающие вавилонские, пиксельную живопись или, статую, напоминающую, опять же, архаичную стелу или просто памятный обелиск. Музейность репрезентации подчеркивает эту парадоксальную материальность искусства.

Сильнее всего парадокс артефакта проявляется в сериях работ Евгения Мещерякова. Отказываясь от комментариев к одинаковым листам с абстрактными схемами или шрифтовыми композициями, художник напрямую указывает на немоту своих работ. Стоящие за ними идеи, опыт, контекст недоступны зрителю. Смысл работ зашифрован и не может быть раскрыт – поэтому они превращаются в исключительно следы, останки, руины. Эти руины живописны в романтическом смысле слова – в них можно вглядываться, опираясь на них взором, можно размышлять или фантазировать.

Однако эти белеющие камни, кости, которые никогда не будут прочитаны или оживлены – это то, как в целом соотносятся искусство и жизнь. Опыт, превращенный в артефакт, никогда не может быть снова воспроизведен. Материализованное произведение искусства обретает свою собственную, новую послежизнь: вечное ожидание вещи в стране объектов и субъектов.

Участники выставки демонстрируют нам целый набор художественных стратегий, вопрошаний и умолчаний. Тем или иным способом, но рефлексия затрагивает базовые топики: что такое искусство и как оно работает? Что значит быть художником и что такое художественное действие? Что формирует пространство и опыт эстетического в наши дни? Обращение к этим темам неизбежно для тех, кто хочет быть художником в мутирующем мире, не оставляющим нетронутыми никакие практики и сущности.

Илья Долгов

Поделиться: